История чтения - Страница 46

Но, как обнаружила Колетт, существуют не только книги, которые требуют контраста между их содержанием и окружением читателя; для чтения некоторых книг нужно принять определенную позу, а значит, и подыскать подходящее место для этой позы. (Так, например, она не смогла читать «Историю Франции» Мишле, пока не устроилась в отцовском кресле вместе с Фаншетт, «этой умнейшей из кошек»). Очень часто удовольствие, получаемое читателем от чтения, зависит от его телесного комфорта.

«Повсюду искал я счастия, признавался Фома Кемпийский в начале XV века, — но не нашел его нигде, только в уголке с книгою в руках». Но что это за уголок? И что это за книга? Выбираем ли мы сперва книгу, потом уголок или сперва находим уголок, а потом решаем, для какой книги он больше подходит, нет сомнений, что акт чтения во времени требует соответствующего акта чтения в определенном месте, и связь между этими двумя актами неразрывна. Есть книги, которые я читаю в креслах, и есть книги, которые я читаю за столом; есть книги, которые я читаю в метро, на остановках и в автобусах. Я нахожу, что у книг, которые я читаю в поездах, есть что-то общее с книгами, которые я читаю в креслах, возможно, потому, что в обоих случаях я легко отвлекаюсь от того, что меня окружает. «На самом деле, лучшее время для чтения захватывающей книги, — говорил английский романист Алан Силлитоу, — это когда вы в одиночестве едете куда-то на поезде. Когда вокруг чужие люди, а за окном незнакомый пейзаж (на который вы время от времени поглядываете) сложные перипетии жизни, идущей на страницах, запоминаются нам особенно сильно». Книги, которые мы читаем в публичной библиотеке, никогда не бывают так прекрасны, как книги, которые мы читаем в уголке на кухне. В 1374 году король Эдуард III заплатил 66 фунтов 13 шиллингов и 4 пенса за романтическую книгу, «чтобы держать у себя в спальне», определенно полагая, что именно там и следует держать такую книгу. В жизнеописании святого Григория XII века туалет описан как «место уединения, где можно без помех читать таблички». Генри Миллер соглашался: «Лучше всего мне читается в туалете, — признался однажды он. В „Улиссе“ есть места, которые можно читать исключительно в туалете, если, конечно, вы в полной мере можете оценить их содержание». Эта маленькая комнатка, «имевшая особое, более прозаическое назначение» и для Марселя Пруста была убежищем, где он «мог предаваться тому, что требует ненарушимого уединения: где я мог читать, мечтать, блаженствовать и плакать».

Эпикуреец Омар Хайям рекомендовал читать стихи, сидя под деревом; столетия спустя педантичный Сен-Бёв советовал читать мемуары мадам де Сталь «под сенью ноябрьской листвы». «Обычно, — писал Шелли, я раздевался, устраивался на камнях и читал Геродота, покуда не высыхал пот». Но не все могут читать под открытым небом. «Я редко читаю на пляже или в саду, — признавалась Маргарита Дюрас. — Невозможно читать при двух источниках света при свете дня и свете книги. Читать нужно при электрическом свете в темной комнате, чтобы освещена была только страница книги».

Иногда, читая в каком-то месте, мы меняем самую сущность этого места. Во время летних каникул Пруст проскальзывал обратно в столовую, после того как остальные члены семьи отправлялись на утреннюю прогулку, уверенный, что вместе с ним там будут только «очень уважительно относящиеся к чтению» «разрисованные тарелки на стене, календарь со свежеоторванной вчерашней страничкой, часы и очаг, которые говорили, не ожидая ответа, и чье бормотание, в отличие от человеческой речи, не меняло значения слов, которые вы читаете». Так он блаженствовал целых два часа, пока не появлялась кухарка, «приходила накрывать на стол задолго до завтрака; если бы она хоть накрывала молча! Но она считала своим долгом сказать: „Вам так неудобно; может, придвинуть вам стол?“ И только для того, чтобы ответить: „Нет, спасибо“, — приходилось сразу остановиться и извлечь из глубин свой голос, который и при сомкнутых губах, беззвучно, бегло, повторял слова, прочитанные глазами; нужно было остановить этот голос, исторгнуть его из себя для того, чтобы вежливо сказать: „Нет, спасибо“». А гораздо позже, ночью, после ужина, когда оставалось прочитать всего несколько страниц, он снова зажигал свечу, рискуя быть наказанным, если преступление обнаружится, и зная, что ему предстоит страдать от бессонницы, поскольку уже после окончания книги он не мог спать, так велика была сила его переживаний, и ходил по комнате, или лежал, затаив дыхание, мечтая, прочесть продолжение истории, или хотя бы узнать что-то о дальнейшей судьбе героев.

В конце жизни заключенный в комнате, отделанной пробкой, в которой только и утихала ненадолго его астма, устроившись в мягкой кровати и работая при свете слабенькой лампы, Пруст писал: «Настоящие книги должны быть детьми не блистательных раутов и болтовни, но темноты и молчания». И ночью в постели, глядя на освещенную желтоватым светом лампы страницу, я, читатель Пруста, вновь возрождаю этот загадочный момент рождения.

Джеффри Чосер — или, скорее, его страдающая от бессонницы дама из «Книги герцогини» — считал, что чтение в постели даже увлекательней, чем шахматы:

…Мой слуга,
Чтоб ночь казалась недолга,
Принес роман старинный вмиг —
Поскольку я любитель книг,
Не любящий тавлей и зерни,
Несмысленной любезных черни.
Да, чтение — удел господ!

Читая в постели, мы не просто развлекаемся, мы получаем нечто большее — особое уединение. Чтение в постели это акт полнейшей самоконцентрации, неподвижности, свободы от любых условностей, невидимости для окружающего мира, да к тому же, поскольку проходит оно под одеялом, в царстве сладострастия и греховного безделья, имеет легкий привкус запретности. Возможно, именно память об этих ночных бдениях придает детективным романам Джона Диксона Карра, Майкла Иннеса или Энтони Гилберта все их я читал в юности, во время летнего отпуска, некий эротический оттенок. Обычная фраза «взять книжку в постель» всегда казалась мне полной чувственного предвкушения.